Гуляя на Патриарших прудах, случайно попал на выставку в доме-музее Алексея Толстого, посвящённую роману «Зависть» Юрия Олеши, по случаю его 125-летия. Это стало поводом перечитать книгу, и я поразился, насколько она актуальна в 2025 году. Еще одной неожиданностью стало ощущение параллелей «Зависти» с «Нормой» Владимира Сорокина. «Зависть», созданная почти век назад, звучит как голос из будущего. Его метафоры, герои и конфликт словно пророчат не только его эпоху, но и нашу, погружённую в сетевые структуры, алгоритмы и искусственный интеллект. Эти два произведения — как две части одного зеркала, отражающие схожие тревоги в разных эпохах.
Когда читаешь «Зависть», поражает тонкость, с которой Олеша раскрывает чувство разрушительной зависти, заключённое в душе Кавалерова. Его зависть — это не просто ревность к успеху Андрея Бабичева. Это экзистенциальное отчаяние, порождённое ощущением ненужности в новом мире, где личность подчинена коллективу, а мечты уступают место утилитаризму. Сегодня мы наблюдаем тот же конфликт, только героев заменили алгоритмы. Мы завидуем не людям, а технологиям: искусственному интеллекту, который пишет книги лучше нас, машинам, которые работают без отдыха. Зависть становится универсальным чувством переходной эпохи, когда старое ещё не ушло, а новое ещё не принято.
Сравнение с Сорокиным кажется почти неизбежным. «Норма» Сорокина — это тот же разговор о «нужности» и «нормальности», но на языке гротеска и постмодернизма. Если у Олеши зависть проявляется как личная драма, то у Сорокина «норма» — это инструмент массового контроля, где индивидуальность растворяется в системе. Поедание нормы как обязательный ритуал — это аллегория на навязывание правил, которые проникают в человеческую природу на уровне тела. А разве не то же самое мы видим сегодня, когда алгоритмы формируют наше поведение, вкусы и предпочтения?
И всё же между ними есть тонкая, но важная разница. Олеша говорит с читателем через лиризм и внутреннюю драму героев. Его язык — это поэзия, в которой метафоры переплетаются с философскими размышлениями. Сорокин, напротив, обрушивает на читателя гротеск, разрывая привычные формы и шокируя. Но в этих различиях кроется и их связь: оба автора используют разрушение привычного языка и форм, чтобы открыть что-то большее — скрытые механизмы контроля и подавления.
Сегодняшний мир, где ИИ и сетевые структуры становятся новой нормой, удивительно точно перекликается с конфликтами в «Зависти» и «Норме». Мы всё так же спорим о месте человека в системе, о роли индивидуальности, о том, что значит быть «нормальным» или «успешным». Кавалеров и герои Сорокина — это архетипы тех, кто не вписывается в новую реальность, кто завидует, сопротивляется, но в конечном итоге остаётся подавленным.
В 2025 году «Зависть» можно читать как роман о нас. Наши «колбасники Бабичевы» — это корпорации, которые производят продукты, заменяющие человечество. Наши «нормы» — это алгоритмы, которым мы подчиняемся, даже не осознавая этого. И в этом конфликте между старым и новым, между индивидуальным и массовым, Олеша и Сорокин становятся голосами, которые помогают понять, что происходит с нами сейчас.
Олеша и Сорокин, каждый по-своему, обнажают бессилие человека перед лицом систем. Но они также предлагают ключ: язык, метафору, иронию. Зависть Кавалерова или поедание нормы — это не только символы угнетения, но и возможность понять, что делает нас людьми. Даже если ИИ пишет лучше, работает быстрее, или мыслит точнее, у нас остаётся что-то, что не поддаётся алгоритмам — наша способность чувствовать, завидовать, осмыслять. И, возможно, в этом — наш шанс или тупик. Перефразируя Олешу, можно сказать: «Машина пишет стихи лучше меня. Но сможет ли она почувствовать боль, когда их никто не читает?»
Зависть в «Зависти» движет человеком, заставляет его страдать, бороться и искать себя. Норма в «Норме» подавляет, превращает борьбу в ритуал и лишает смысла. В итоге, в «Зависти» человек боится потерять место в мире, в «Норме» он уже смирился, что места никогда не было.
М.П. 7.1.25.
#писательизмосквы
https://www.maximprivezentsev.com
Когда читаешь «Зависть», поражает тонкость, с которой Олеша раскрывает чувство разрушительной зависти, заключённое в душе Кавалерова. Его зависть — это не просто ревность к успеху Андрея Бабичева. Это экзистенциальное отчаяние, порождённое ощущением ненужности в новом мире, где личность подчинена коллективу, а мечты уступают место утилитаризму. Сегодня мы наблюдаем тот же конфликт, только героев заменили алгоритмы. Мы завидуем не людям, а технологиям: искусственному интеллекту, который пишет книги лучше нас, машинам, которые работают без отдыха. Зависть становится универсальным чувством переходной эпохи, когда старое ещё не ушло, а новое ещё не принято.
Сравнение с Сорокиным кажется почти неизбежным. «Норма» Сорокина — это тот же разговор о «нужности» и «нормальности», но на языке гротеска и постмодернизма. Если у Олеши зависть проявляется как личная драма, то у Сорокина «норма» — это инструмент массового контроля, где индивидуальность растворяется в системе. Поедание нормы как обязательный ритуал — это аллегория на навязывание правил, которые проникают в человеческую природу на уровне тела. А разве не то же самое мы видим сегодня, когда алгоритмы формируют наше поведение, вкусы и предпочтения?
И всё же между ними есть тонкая, но важная разница. Олеша говорит с читателем через лиризм и внутреннюю драму героев. Его язык — это поэзия, в которой метафоры переплетаются с философскими размышлениями. Сорокин, напротив, обрушивает на читателя гротеск, разрывая привычные формы и шокируя. Но в этих различиях кроется и их связь: оба автора используют разрушение привычного языка и форм, чтобы открыть что-то большее — скрытые механизмы контроля и подавления.
Сегодняшний мир, где ИИ и сетевые структуры становятся новой нормой, удивительно точно перекликается с конфликтами в «Зависти» и «Норме». Мы всё так же спорим о месте человека в системе, о роли индивидуальности, о том, что значит быть «нормальным» или «успешным». Кавалеров и герои Сорокина — это архетипы тех, кто не вписывается в новую реальность, кто завидует, сопротивляется, но в конечном итоге остаётся подавленным.
В 2025 году «Зависть» можно читать как роман о нас. Наши «колбасники Бабичевы» — это корпорации, которые производят продукты, заменяющие человечество. Наши «нормы» — это алгоритмы, которым мы подчиняемся, даже не осознавая этого. И в этом конфликте между старым и новым, между индивидуальным и массовым, Олеша и Сорокин становятся голосами, которые помогают понять, что происходит с нами сейчас.
Олеша и Сорокин, каждый по-своему, обнажают бессилие человека перед лицом систем. Но они также предлагают ключ: язык, метафору, иронию. Зависть Кавалерова или поедание нормы — это не только символы угнетения, но и возможность понять, что делает нас людьми. Даже если ИИ пишет лучше, работает быстрее, или мыслит точнее, у нас остаётся что-то, что не поддаётся алгоритмам — наша способность чувствовать, завидовать, осмыслять. И, возможно, в этом — наш шанс или тупик. Перефразируя Олешу, можно сказать: «Машина пишет стихи лучше меня. Но сможет ли она почувствовать боль, когда их никто не читает?»
Зависть в «Зависти» движет человеком, заставляет его страдать, бороться и искать себя. Норма в «Норме» подавляет, превращает борьбу в ритуал и лишает смысла. В итоге, в «Зависти» человек боится потерять место в мире, в «Норме» он уже смирился, что места никогда не было.
М.П. 7.1.25.
#писательизмосквы
https://www.maximprivezentsev.com
